Игорь Лепихин снялся в сотне фильмов и сериалов, из последних — «Седьмая симфония», «Медиум», «Свои». Актёр признаётся, что очень любит именно кино: для него это и возможность самовыражения, и источник адреналина.
Прочили карьеру врача
— Игорь Вадимович, когда вы впервые оказались на сцене?
— Первый мой выход к зрителям происходил на подиуме, мне было тогда года два-три. Мама в моём родном Нижнем Тагиле работала модельером-закройщиком, и меня вытащили на подиум демонстрировать детские вещи. А в актёры я подался случайно, возможно, какую-то роль сыграли гены: по рассказам родителей, моя бабушка была цыганкой и выступала в цирке. В 9-м классе к нам в школу пришёл человек и пригласил в драмкружок. Я с двумя приятелями ради шутки решил пойти туда и втянулся.
— Как родители приняли ваше решение стать артистом?
— Папа был директором предприятия. Как-то он приехал домой пообедать, развернул газету и спросил: «Сын, куда будешь поступать?» Я сказал, что в театральный институт. Папа перевернул страницу и не моргнув глазом произнёс: «А вот Пермское военное училище объявляет набор». И я поехал в Пермь. На факультете, куда я подал документы, был недобор, но я умудрился не поступить: сделал всё, чтобы меня забраковали. По настоянию мамы поступил в медицинское училище: медициной я увлекался. Учёба давалась легко. Папа потом говорил, что зря я ушёл в театральное, мог бы стать гениальным врачом.
— В сериалах «Свои» и «Медиум» вы играете судмедэкспертов. Ваши медицинские познания пригодились?
— Помогает то, что в медицинском нас натаскивали на латынь. Я без труда произношу разные трудновыговариваемые названия болезней, лекарств.
Мустанг помчался напролом
— В картине «Седьмая симфония» вы замечательно сыграли контрабасиста. Учились музыке?
— До этого я никогда в жизни не играл на контрабасе, но на пробах сказал, что играю. За пять-семь уроков профессиональный контрабасист показал мне, как держать инструмент, смычок, объяснил, что такое штрихи. В результате в сцене с Лизой Боярской мы вживую исполнили мелодию «В парке Чаир». Лиза хорошо играет на флейте.
— Приходилось для ролей осваивать ещё какие-то навыки?
— Студентами мы иногда подрабатывали в массовках, и однажды с приятелем попали на съёмки исторической картины «Демидовы». Петра I там играл Александр Лазарев, Меншикова — Леонид Куравлёв. Помощник режиссёра нам сказал: «Тех, кто умеет скакать на лошади, снимем крупным планом». Мой друг Валера сделал шаг вперёд и потащил за собой меня, хотя я до этого лошадь ни разу живьём не видел. Мне подвели маленькую монгольскую лошадку, спокойную как трактор. А Леониду Куравлёву — здоровенного чёрного мустанга. Куравлёв говорит: «Я на него не полезу, я с него упаду», он в итоге снимался на моей лошадке. Мне передали мустанга. В седле мне показалось, что я где-то на четвёртом этаже. Попросили прокатиться. По совету друга я дал тихонечко пятками по бокам коня — без результата. Дал посильнее, и мустанг помчался — я чудом удержался, схватившись за гриву. Проскакали весь посёлок, даже перемахнули через жерди, которыми огораживают загон для животных. Я мысленно крестился, а когда слез с коня, меня трясло, язык не поворачивался. Через несколько минут конь, получив нагоняй от своей хозяйки, подошёл ко мне и положил голову на плечо, я ему в ответ дал морковку. После этого он ходил за мной, как собака, и выполнял всё, что от него требовалось. Когда пришло время расставаться, мы оба прослезились.
В кино нельзя промахиваться
— Вы живёте в Петербурге, а в Москве часто бываете?
— Конечно, снимаюсь время от времени в Москве, играю в антрепризах. Много лет наша семья дружила с Эдуардом Николаевичем Успенским, он ведь писал пьесы для детских театров. Мы приезжали к нему и просто в гости, и с нашим детским театром «Бурзачило», который он очень любил. Эдуард Николаевич был непростым человеком, но он был настоящим мужиком, если с кем дружил, то до конца. Мы могли приехать к нему в любое время дня и ночи. Иной раз приезжаем, а он спрашивает: «Ребята, вы надолго? Ко мне муза пришла, мне не до вас». И уходил писать.
— Что вам ближе — театр или кино?
— Я очень люблю кино. Понятно, что театр — это живое искусство, в театре свою игру можно поправить в следующем спектакле. А в кино нельзя промахиваться. Кино — штука рискованная и безумно интересная, каждый раз меняются партнёры, режиссёры. Нужно суметь их понять, прочувствовать. Кино для меня — своего рода источник адреналина.